Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]
Я нежно обнял ее и принялся баюкать, как убаюкивают огорченного ребенка. И она затихла, успокоилась, только продолжала судорожно цепляться за меня.
Так прошло некоторое время, — мы не пошевелились. Я даже перестал дышать, чтобы не разрушить странного очарования этой минуты. Затем она тихо, так тихо, что я с трудом расслышал ее, прошептала:
— Я люблю тебя, любовь моя. Я знала, что ты вернешься. Я знала, что ты поймешь, что я не могу жить без тебя. Не могу, Жан-Пьер! Не могу!..
Я резко отстранился от нее. Ее голова безвольно качнулась, остекленевшие глаза были похожи на кукольные.
— Я не Жан-Пьер, мадам Массэ!
— Кто вы?
— Я уже сказал вам: полковник американской армии Уильям Робертс. Я…
По тому, как она смутилась, мне показалось, она вспомнила наш разговор.
— Ах да! Вы пришли по поводу дома…
— Нет, мадам Массэ, к сожалению, нет! Дом меня не интересует!
Но теперь она не услышала моих слов. Обнаружив, что я обнимаю ее, она рассердилась и с гневом воскликнула:
— Отпустите же меня!
Я отпустил ее, и она села.
— Извините, — пробормотал я, — у меня не было дурных намерений.
Мой удрученный вид, видимо, развеселил ее. Она рассмеялась.
— Дайте мне пить, меня мучает жажда.
— Что вы будете пить?
— Виски. Налейте в стакан много воды и положите побольше льда.
— Думаю, вам лучше выпить кофе.
— Я хочу виски!
— Хорошо, сейчас сделаю!
Прежде чем выйти, я усадил ее поудобнее, подперев со всех сторон подушками. Поза, в которой она замерла, была совершенно неестественной — она походила на человека, прошедшего курс таинственной подготовки к полету в космос. Опьянение физически утомило ее, и она задыхалась. Со столика-бара на колесиках я взял резной хрустальный стакан. Столик был щедро уставлен бутылками, в основном с виски, причем нескольких сортов. Я отметил, что большинство бутылок еще не начаты, и подумал, а не позваны ли к Массэ сегодня вечером гости. Мне мечталось о звонке в дверь, который бы избавил меня от грустных обязанностей.
Налив в стакан виски — чтобы только закрыть дно, — я отправился на поиски кухни. Мои недолгие блуждания увенчались успехом.
Уходя, горничная оставила все в безупречном порядке. Кухня была очень просторной, современной, с разными кухонными приборами, что делало ее похожей на выставочный стенд. В громадном холодильнике оказалось полно продуктов, но они явно не предназначались для приема гостей: остатки запеченного мяса, сливочное масло, яйца, сыр, молоко… Взяв из морозилка два кубика льда, я наполнил стакан содовой водой.
Я рассчитывал, что этот большой стакан воды с капелькой виски приведет хозяйку в чувства. Мне не терпелось избавиться от моей тайны, она жгла меня!
Но, вернувшись в гостиную, я обнаружил, что мадам Массэ заснула. Это было не то коматозное состояние, в котором она совсем недавно пребывала, а настоящий здоровый сон, что было видно по ее дыханию. Я поставил стакан виски с плавающими кубиками льда на столик рядом с фотографией Массэ. Мне следовало позвонить и во что бы то ни стало успокоить жену. Я взял телефон — у него был достаточно длинный шнур — и вышел в холл.
Сюда с лестничной клетки доносился шум голосов. К другим жильцам начинали собираться гости, там, за дверью, чувствовалась радостная атмосфера.
Когда я набрал номер и мой друг снял трубку, в уши мне ворвались звуки далекого праздника. Я услышал музыку, смех, детские крики.
— Алло!
Фергюсон гнусаво взвизгнул:
— Вилли! Где тебя черти носят, старый пень? Все уже в сборе! Мы уже подыскиваем нового мужа бедняжке Салли!
— Со мной произошел несчастный случай.
Он перестал орать и после небольшой паузы спросил изменившимся голосом:
— Что, серьезно?
— Да. Какой-то тип бросился под мою машину.
— Насмерть?
— Насмерть.
— Где ты?
— У его жены. Она… она в ужасном состоянии! Я не могу оставить ее.
— Должен смочь! И немедленно приезжай. Тебя ждет собственная жена! Дать ей трубку?
— Не стоит. Главное, ничего не говори ей, не надо ее беспокоить.
— Тогда давай пошевеливайся! Хватит искать приключений!
— О’кей.
И я повесил трубку, чувствуя, как отчаяние все больше охватывает меня. Вместо того чтобы успокоить, телефонный звонок усилил мое смятение. Я не знал, как выпутаться из этой истории.
* * *— Мадам Массэ!
Она не пошевелилась. Ее грудь поднималась в коротком и легком дыхании. Какой же трогательной казалась она мне в этой позе брошенного ребенка!
После секундного колебания я прокашлялся и произнес:
— Люсьенн!
Услышав свое имя, она открыла глаза. Теперь я должен был собрать всю свою волю в кулак и рассказать, что произошло.
Опершись на локоть, женщина огляделась.
— Да ведь это не Блю-бар! — стыдливо прошептала она.
За время солдатской службы мне нередко приходилось хорошенько набираться, поэтому я понимал, что с ней происходит. Люсьенн Массэ была в той степени опьянения, когда мир в твоем мозгу разваливается на части. Ты видишь какие-то обрывки событий, и они никак не связываются между собой. Все перевернулось у нее с ног на голову.
— Вы тоже были в Блю-баре, я видела вас там! — обрадованно воскликнула она, вспомнив, где же встречала меня прежде.
— Точно.
— Вы дожидаетесь Жан-Пьера? Я хотела сказать, месье Массэ, моего мужа.
Должно быть, сейчас она была в состоянии выслушать мое сообщение. Только у меня не было сил выдержать ее пристальный простодушный взгляд, в котором сквозили страх и надежда. Я опустился на пуфик рядом с диваном и начал, не глядя на нее:
— Мадам Массэ, умоляю вас, соберитесь с духом и не волнуйтесь. Сегодня вечером произошла одна ужасная вещь…
Язык мой прилипал к нёбу. Я покосился на стакан с виски. Думаю, если б виски не было так сильно разбавлено, я бы выпил сейчас весь стакан.
— Я ехал в сторону Парижа… к на перекрестке…
У меня было чувство, что я нахожу совсем не те слова. Если бы только я мог объясниться по-английски!
— И на перекрестке, мадам, один мужчина неосмотрительно бросился под мою машину. Он… он упал… его голова стукнулась о… как его… бордюр тротуара… Это очень опасно. Очень, очень опасно! Думаю, что вы уже все поняли: тот человек — ваш муж…
Полная тишина, последовавшая за моим признанием, разорвала мне сердце. Мертвая тишина! Наверное, я сразил ее этой вестью.
Я медленно повернулся к мадам Массэ.
Она снова заснула и ничего не услышала, ничего…
4
По-моему, самый мрачный город в мире — это Балтимор. Мой дед жил там рядом с портом, и я каждый год в пасхальные каникулы приезжал к нему на недельку. Однажды в том бедном квартале, где жил мой дед, устанавливали линию высокого напряжения. Под фундамент высоких опор землекопы в алюминиевых касках вырыли повсюду громадные ямы. И вот раз, по-моему, это было в воскресенье, я рискнул прыгнуть в одну из ям. Я уже давно хотел испытать себя подобным образом. Но, очутившись в яме, я не смог выбраться наверх. Мои башмаки скользили по глинистым откосам, как по льду. Это было кошмарно. Совсем рядом с ямой проходили люди, они могли бы вытащить меня, но я не решался позвать на помощь. Мне было стыдно, что я очутился в таком дурацком положении, а гордость не позволяла крикнуть. Я просидел в этом глиняном колодце несколько часов, дрожа от холода и страха, как загнанный зверь. К вечеру дед бросился искать меня. Ему помогали местные мальчишки. В конце концов меня нашли. Я мог бы вывернуться, сказав, что со мной произошел несчастный случай, но я всегда ненавидел ложь и хвастовство…
Чувство, которое я испытал, увидев, что Люсьенн Массэ спит и моя речь пропала впустую, было похоже на то, которое я пережил, сидя в той глинистой яме в Балтиморе.
Нет ничего более ужасного, чем бесполезная храбрость. Рассказ о несчастном случае стоил мне неимоверных усилий, но они оказались напрасными.
Неужели сидеть всю ночь рядом с этой женщиной?
Но, с другой стороны, мог ли я оставить ее в такой беде?
И тут у меня родилась одна мысль. Наверняка у Люсьенн Массэ должны быть родственники. Мне достаточно связаться с ними, и они возьмут на себя заботы о ней.
Наклонившись над диваном, я встряхнул Люсьенн. Она вздрогнула и улыбнулась мне.
— Пришел Жан-Пьер?
— Кет.
— Он не звонил?
— Нет.
— Не было ли от него записки по пневматической почте?
— Почему он должен был послать записку?
— Когда он в Париже, он часто посылает мне пневматичку. Ведь мы безумно любим друг друга. Понимаете?
— Да, мадам, понимаю…
— А что вы делаете у меня?
— Видите ли, я…
— Это вы привезли меня из Блю-бара?
— Да.
— Спасибо. Я… Я слишком много выпила, понимаете? Хотя обычно я не пью…
